На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ЖеЖ

50 153 подписчика

Свежие комментарии

О загадочной Куликовской битве

Официальная трактовка, что это была битва за свержение монгольского ига не верна.

1. Иго вообще было условным
2.  Мы бились на стороне законного хана Тохтамыша ( и его войска тоже участвовали) против самозванца Мамая
3.  Мамай был скорее всего ерещеным монголом и самозванцем претендовавшим на трон в Орде или, как минимум, на Руси
4.  в своих династических устремлениях он был подогреваем генуэзцами и Римским Папой
5.  Куликовская бива наша баива за независимость от запада, а не от Востока.
другое дело, что мы сами себе доказалив первые за много лет, что можем объединяться и бить монголов
6.  После битвы дань платилась еще сто лет.

Читайте блестящую статью В.Кожинова на эту тему:

В конце 1237 года монгольские войска вторглись в пределы Руси и к концу 1240 года, одержав победы во многих сражениях, фактически подчинили себе всю страну (хотя и отказались от похода на Новгород и Псков). К сожалению, до сего дня широко распространены поверхностные, подчас даже наивные представления о причинах победы монголов. Так, ее постоянно объясняют все той же "феодальной раздробленностью" Руси, не позволившей, мол, дать сокрушительный отпор завоевателям.

При этом как-то ухитряются "не заметить", что монголы за предшествующие их приходу на Русь двадцать шесть лет покорили почти весь азиатский континент — от Тихого океана до Урала и Кавказа,— континент, на гигантском пространстве которого было немало мощных государств. Это неоспоримо свидетельствует об исключительных возможностях монгольского войска. Сами монголы были сравнительно небольшим народом, но, во-первых, весь его материальный и духовный потенциал был целиком и полностью претворен в военную силу (в частности, все мужское население с юных лет или непосредственно служило в войске, или обслуживало его), а во-вторых, монголы обладали редкостным умением использовать в своих целях покоренные ими страны, вовлекая их население в свое войско, заимствуя военную технику и т.д., и есть все основания утверждать, что в 1237 году на Русь обрушилась концентрированная мощь всей Азии.


Любое серьезное исследование подтверждает, что войско монголов далеко превосходило все тогдашние войска. Специально развиваемый в воинах боевой азарт сочетался с железной дисциплиной, бесстрашие — с хитроумной тактикой. В свою лучшую пору монгольское войско было заведомо непобедимо.

С другой стороны, Русь к 1237 году была не более "раздробленной чем какое-либо развитое средневековое государство вообще, 3десь следует вернуться к Андрею Боголюбскому, который, перенеся центр Руси во Владимир, создал тем самым основу для нового объединения страны. В уже упомянутом исследовании Ю. А. Лимонова это убедительно показано. Историк делает вывод о положении Новгорода в 1170-х годах: "...никогда еще крупнейший торговый и экономический центр Древней Руси и Северной Европы не был в такой зависимости от великих князей. "Самовластец" (так называли Андрея.—В.К.) владимирский буквально диктовал свои условия городу" (с. 69). И Киевская земля "постоянно ощущала влияние владимиро-суздальского князя... Киев... превратился в обыкновенный, совершенно заурядный объект вассального держания" (с. 72, 73).

Как уже говорилось, многие историки прямо-таки проклинают Андрея за его "самовластие", хотя вместе с тем возмущаются и предшествующей раздробленностью (словом, все безобразно в этой самой Руси!). Определенное единство страны,— несмотря на все противоречия и раздоры,— сохранялось и при младшем брате Андрея Всеволоде Большое Гнездо (правил во Владимире в 1176—1212 годах), и при его сыне Юрии (правил в 1212—1238 годах), погибшем в битве с монголами.

Действительный распад Руси произошел во времена монгольской власти, когда резко ослабились и политико-экономические, и — что не менее важно — нравственные устои бытия страны. Только такие люди высшего уровня, как Александр Ярославич Невский, не поддавались общему смятению.

Но понять судьбу и волю этого великого деятеля не так легко. Он был исключительно ценим на Руси, но в XIX—XX веках не раз подвергался весьма резким нападкам и за свои тесные взаимоотношения с монголами, и за бескомпромиссное противостояние католическому Западу. Ведь Александр Ярославич стал побратимом хана Сартака, сына самого Батыя (и, по тогдашним понятиям, считался поэтому сыном последнего!), а с другой стороны, отверг лестные предложения о союзе, выдвинутые в 1248 году в послании к нему римского папы Иннокентия IV.

Правда, образ Александра Невского, живущий в глубинах национальной памяти, был столь высоким и значительным, что историки, в сознании которых сохранялись народные нравственные устои, не пытались "обличать" Александра Ярославича, и, в общем и целом, представление о нем было "положительным",— кроме разве периода 1920 -- начала 1930-х годов, когда, например, в энциклопедической статье его деятельность сводилась к следующему:

"Александр Невский (1220—1263) княжил в Новгороде, оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу, победоносно отстояв для него побережье Финского залива... В 1252 году достает себе в Орде ярлык на великое княжение. Александр умело улаживал столкновения русских феодалов с ханом ("феодалы" эти, следовательно, в отличие от Александра, выступали против монголов! —В. К.) и подавлял восстания русского населения, протестовавшего против тяжелой дани" (Малая советская энциклопедия, т. 1, М., 1929, с. 216).

Нередко "критицизм" проявлялся в смягченной или уклончивой форме. Так, например, в широко известной сейчас книге эмигранта Георгия Федотова "Святые Древней Руси" (1931) подвергается "критике" как бы не сам Александр Невский, а "информация", предложенная в его житии: "Унижение ордынского поклона ханской власти искусно маскируется славой имени Александра... Об отношении Александра к русским князьям (то есть к тем же противостоявшим-де монголам "феодалам" из советской энциклопедии.— В.К.), о татарской помощи в борьбе с соперниками, о наказании мятежных новгородцев, словом, о том, что могло бы омрачить славу национального героя... в повести-житии не говорится ни слова" (Федотов Георгий. Святые Древней Руси.— М., 1990, с. 100). И в подтексте таится: "национальный герой"-то сомнителен (как, по мнению Федотовых, и почти все в России, исключая разве курбских и герценов).

Объективно и доказательно выявить истинный смысл судьбы и воли Александра Невского непросто. И для этого выявления я обращусь к наиболее значительному (это, надо думать, неоспоримо) событию всей "монгольской эпохи" (с 1237 по 1480-й год) — Куликовской битве.

Такой "метод" может показаться неоправданным. Ведь это событие совершилось спустя почти 120 лет после кончины Александра Невского. Однако именно непосредственно перед Куликовской битвой была провозглашена святость Александра! (см. об этом: Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы— Л., 1978, с. 107). И в "Сказании о Мамаевом побоище", повествующем об этой битве, имя Александра Невского является неоднократно. Соратники Дмитрия Донского говорят ему: "...новый еси Александр!" Сам он молится: "Владыко Господи человеколюбче! ...помози ми, яко же... прадеду (точнее, прапрадеду.— В. К.) моему великому князю Александру".

Дмитрий Донской не мог не знать, что его прапрадед никогда не воевал (и даже не имел намерения воевать) с монголами, а он, Дмитрий (что вроде бы бесспорно!), идет на смертельный бой с ними... Не странна ли эта обращенность праправнука к побратиму Сартака?... Чтобы понять суть дела, обратимся к Куликовской битве.

Сражение, свершившееся 8 сентября 1380 года у реки Непрядвы,— одно из наиболее памятных и прославленных событий отечественной истории. Но вот характерный факт. Александр Блок, внимательно изучавший это сражение и создавший в 1908 году цикл стихотворений "На поле Куликовом", признанный самым значительным поэтическим воссозданием великой битвы, позже, в 1912 году, причислил ее к таким событиям, "разгадка" которых — "еще впереди". И поныне Куликовская битва остается во многом "загадочной". Чтобы показать это, уместно будет для начала обратиться к двум статьям последнего издания "Большой Советской Энциклопедии", ибо энциклопедические статьи лаконично выражают более или менее общепринятые, господствующие представления о своем "предмете".

В одной из статей, "Куликовская битва", утверждается, что битва эта "имела больщое историческое значение в борьбе русского и других народов с монгольско-татарским гнетом... на Куликовом поле был нанесен сильный удар по господству Золотой Орды, ускоривший ее последующий распад" (т. 13, с. 587). Однако в другой статье, "Золотая Орд", констатируется, что сам хан Золотой Орды Тохтамыш "в 1380 (в конце года, то есть уже после Куликовской битвы.— В. К.) разгромил войско Мамая", и именно потому "при хане Тохтамыше (1380—1395) прекратились смуты и центральная власть стала контролировать основную территорию Золотой Орды". Что же касается "распада", то здесь сообщается: "В начале 20-х гг. XV века образовалось Сибирское ханство... затем возникли Казанское ханство (1438) и Крымское ханство (1443)" (т. 9, с. 561, 562),— т. е. Золотая Орда действительно начала распадаться только спустя почти полстолетия после Куликовской битвы.

Словом, положение о том, что эта битва способствовала распаду Золотой Орды, едва ли основательно. Как раз напротив, обеспечив (или хотя бы всемерно облегчив) победу Тохтамыша над Мамаем, который ранее сумел отторгнуть от Золотой Орды весьма значительную часть ее территории, Куликовская битва способствовала преодолению распада, и, если уж на то пошло, именно прежние победы Мамая (а вовсе не его поражение в 1380 году) привели к временному распаду Золотой Орды!

Итак, две статьи БСЭ с очевидностью противоречат друг другу: в одной утверждается, что разгром Мамая ускоряет распад Золотой Орды, а в другой -- что он как раз замедляет этот распад. И, пожалуй, особенно удивительно, что обе статьи принадлежат перу одного историка -- В. И. Буганова. Подобное противоречие, естественно, требует "разгадки".

Или еще одно — правда, совсем иное по своему характеру противоречие. Автор целого ряда сочинений о борьбе Руси с Золотой Орлой, В. В. Каргалов, утверждал в связи с 600-летием Куликовской битвы, в 1980 году; "Трудно назвать какое-либо другое событие отечественной истории, о котором написано больше, чем о Куликовской битве"^1е. При этом автор под "написанным" имел в виду исследования историков, а не, скажем, повести и поэмы.

Однако выразившееся в этих словах представление является, по сути дела, совершенно иллюзорным — хотя его и разделяют многие. Характерно, что историк А. Д. Горский в 1983 году написал следующее: "Как это ни странно, несмотря на давний интерес исторической науки к Куликовской битве, до самого последнего времени не было работ по историографии, а также сколько-нибудь развернутой библиографии по самой Куликовской битве. В исторических трудах, даже специально ей посвященных, предшествующая литература, как правило, не рассматривалась... Специальные же библиографические указатели... крайне невелики по объему"^2е.

Итак, работы о Куликовской битве вроде бы имеются, по мнению А. Д. Горского, в немалом количестве, но историки почему-то не обращают на них внимания... Правда, А. Д. Горский далее отметил, что к 600-летию великого сражения был, наконец, издан "обширный (более 450 названий) библиографический указатель... в который вошли... издания источников и исследования, относящиеся к Куликовской битве и ее эпохе" (там же). Но, во-первых, едва ли случайно историк употребил слово "относящиеся к" (вместо "посвященные" Куликовской битве), а во-вторых, он вряд ли оправданно воспользовался словом "исследования".

Ибо внимательное ознакомление с этим самым "обширным" библиографическим указателем убеждает, что преобладающее большинство перечисленных в нем сочинений либо имеет весьма косвенное "отношение" к Куликовской битве, либо представляет собой статьи и брошюры чисто публицистического характера, которые никак нельзя отнести к категории "исследований"^3е.

Совершенно очевидно, что составители сего библиографического указателя, взявшись исполнять свою задачу, столкнулись с крайней немногочисленностью исследований, действительно посвященных великой битве, и решили выйти из трудного положения путем привлечения в свой указатель любых публикаций, имеющих хоть какое-либо "отношение" к событию на Куликовом поле. В результате в составленной ими библиографии оказались поистине курьезные "пункты" — как, например (привожу библиографические описания целиком):

"Кузнецов К. Из музыкального прошлого Москвы: этюд первый.— Сов. музыка, 1947, № 5, с. 35—41, с. 36: Свидетельство о музыке в "Задонщине" (то есть — в древней повести о битве; притом этому "сюжету" уделено всего несколько фраз на одной странице указываемой статьи! —В. К.)...

Котков С. И. Еще одно древнерусское свидетельство о "зегзице". — Докл. и сообщ. Ин-та языкознания АН СССР, 1956, № 10, с. 81—83 (речь идет об употребленном в сказаниях о Куликовской битве слове "зегзица", т. е. "кукушка".—В.К.)...

Данилов В. В. Чешский славист Ян Фрчек— Труды Отдела древнерусской литературы.— Ин-т рус. лит. АН СССР, 1956, т. 12, с. 642—644" (этот славист, в частности, издал в Праге текст "Задонщины" — В. К.) и т. д. и т.п.

По-видимому, не надо доказывать, что названные публикации заведомо неправомерно введены в библиографию о Куликовской битве как таковой. Но, увы, абсолютное большинство указанных в ней сочинений не являет собой действительные исследования великого события. Из вошедших в указатель 430 публикаций 26 представляют собой различные библиографические справочники о Древней Руси и древнерусской литературе вообще, а 51— издания исторических источников, так или иначе касающихся Куликовской битвы. Из остальных же 373 публикаций всего лишь 30—40 могут быть причислены к исследованиям великого сражения, да и то в большинстве своем с очень существенными оговорками.

Что же касается основной массы представленных в указателе сочинений, опубликованных почти за двести (!) лет — с 1781 по 1979 год, -- это, во-первых, работы филологов, анализирующих язык, стиль, образность древнерусских сказаний о Куликовской битве, а вовсе не отраженную в них реальность самого исторического события (например: Виноградова В. П. Некоторые замечания по лексике "Задонщины"; Дмитриев Л. А. Описание рукописных списков "Сказания о Мамаевом побоище"; Котляренко А. Н. "Задонщина" как памятник русского языка конца XIV века, и т.д., и т. п.), либо, во-вторых, чисто публицистические статьи и брошюры, написанные в большинстве своем не историками, а журналистами (Головкин А. Куликовская битва. К 560-летию со дня сражения.— "Моск. большевик", 1940, 8 сентября; Котенко И., Семенов И. Письма с дороги: Здравствуй, Куликово поле! — "Правда", 1968, 14 ноября; Ивлев А. Куликовская битва.— М„ Воениздат, 1938, 32 с. с илл., и т. п.).

Словом, если бы составители библиографии ограничились теми публикациями, которые действительно являются исследованиями историков о Куликовской битве, перечень получился бы предельно кратким.

(Стоит отметить, что в 1981 году в "Богословских трудах" был напечатан другой указатель — "600 лет победы на Куликовом поле. Библиография",— в котором представлено даже "свыше 1500 (!) наименований", но в него включена масса литературно-художественных произведений, в том числе все лирические стихотворения, в которых хотя бы только упомянута эта победа^4е.)

Однако дело не только в этом. Даже и те немногочисленные появившиеся с конца XVIII века и до наших дней публикации, которые все же могут быть квалифицированы как исследования историков о Куликовской битве, чаще всего не имеют существенной научной ценности. Выше были приведены слова А. Д. Горского о том, что в нынешних исторических трудах о Куликовской битве "предшествующая литература, как правило, не рассматривается". Но причина здесь в том, что нет смысла ее "рассматривать".

Так, скажем, в 1880 году немало авторитетных историков (Н. П. Барсов, Н. И. Веселовский, Д. И. Иловайский, М. О. Коялович, Д. Ф. Масловский, П. П. Мельгунов, С. М. Соловьев и др.) выступили со статьями и брошюрами, посвященными Куликовской битве. Но перед нами, по сути дела, "юбилейные слова" в связи с 500-летием события, не опирающиеся на основательное изучение предмета. Конечно, эти "слова" правомерно введены в библиографию о битве, однако современный читатель, и тем более историк, не найдет в них содержательного анализа великого события (поэтому они и "не рассматриваются", как заметил А.Д. Горский, в современных работах о битве).

Далее, хотя это также странно, в фундаментальных трудах, воссоздающих взаимоотношения Золотой Орды с Русью, сражению на Куликовом поле уделено, как правило, очень мало внимания. Так, в ценном исследовании А. Н. Насонова "Монголы и Русь (история татарской политики на Руси)", изданном в 1940 году, это сражение, по существу, лишь упоминается на четырех (из 178) страницах книги; в объемистом трактате Б. Д. Грекова и А. Ю. Якубовского "Золотая Орда и ее падение" (1950) Куликовской битве посвящено всего лишь 8 (из 428) страниц; в труде М. Г. Сафаргалиева "Распад Золотой Орды" (1960) — 3 (из 276) страницы и т. д.

Исходя из всего вышеизложенного, нельзя не прийти к выводу, что процитированное утверждение В. В. Каргалова, согласно которому о Куликовской битве "написано больше", чем о каком-либо другом событии отечественной истории, явно не соответствует действительности. И сам тот факт, что оказалось возможным подобное иллюзорное представление, опять-таки являет собой "загадку"...

Впрочем, ее, пожалуй, не так трудно объяснить. Куликовская битва — что очевидно — занимает громадное место в русском сознании, составляет одну из немногих главнейших основ национально-исторической памяти. И потому как бы само собой возникает убеждение, что об этой битве сказано очень много или даже вообще "всё",— хотя на деле это не совсем так, или даже совсем не так, и "загадки" подстерегают нас буквально на каждом шагу.

Считаю уместным сказать, что именно эта "загадочность" побудила меня уже сравнительно давно, в конце 1970-х годов, заняться внимательным изучением Куликовской битвы и самой исторической ситуации того времени, и должен признаться, что лишь после столь долгих разысканий и размышлений я решился написать нижеследующий текст (впервые я кратко высказал свои представления о Куликовской битве еще в 1981 году в ноябрьском номере журнала "Наш современник").




Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх